«Мы не можем требовать, но можем объяснять»
Владимир Кара-Мурза, Юлия Навальная и Илья Яшин участвуют в антивоенной демонстрации в Берлине, Германия, 17 ноября 2024 года. Фото: Filip Singer / EPA
Год назад, 1 августа 2024 года, состоялся крупнейший обмен заключенными между Россией и странами Запада. Впервые с окончания холодной войны Москва отпустила на свободу тех, кто отбывал срок по политическим статьям, среди них известные оппозиционеры: политики Илья Яшин, Владимир Кара-Мурза, Андрей Пивоваров, а также журналисты Эван Гершкович, Алсу Курмашева, правозащитник Олег Орлов, активистка Саша Скочиленко и другие.
В мрачной и угнетающей новостной повестке последних трех лет это событие стало «лучом света» и помогло многим вернуть надежду.
На первой пресс-конференции после освобождения политики больше говорили, что они могут и собираются делать для россиян внутри страны. Однако позднее на передний план стала выходить их работа по представительству интересов россиян, бежавших от режима Владимира Путина. Тем более что многие проблемы всё еще остаются актуальными: эмигрантам продолжают закрывать банковские счета, их не пускают на самолеты и ограничивают им возможности легализации.
О том, зачем российские политики в изгнании запускают проекты для диаспоры, какие из них удаются, а какие нет, они рассказали корреспондентке «Новой-Европа» Юлии Ахмедовой.
— Я думал, что сейчас, черт возьми, мы объясним, как всё сделать, как всё изменить. У меня был какой-то план, я говорил: давайте сделаем это и то и через пару месяцев поедем домой, — так описывает свое настроение в первое время после освобождения политик Андрей Пивоваров. В 2022 году бывший директор движения «Открытая Россия» был приговорен к четырем годам колонии за участие в деятельности нежелательной организации, а 1 августа 2024 года вместе с другими политзаключенными был обменян по соглашению между Россией и странами Запада.
Вот уже год политик живет в Берлине, активно ведет соцсети, где рассказывает в основном о российской повестке и пытается поддерживать связь с людьми внутри России. Однако признается, что ему довольно быстро пришлось переосмыслить и пересмотреть построенные сразу после освобождения планы.
Андрей Пивоваров на пресс-конференции после обмена заключёнными в Бонне, Германия, 2 августа 2024 года. Фото: Christopher Neundorf / EPA
Так, в конце июля 2025 года российское гражданское общество потеряло важную опору — возможность получить гуманитарную визу и помощь в Германии. По этой программе из России за последние три года уехали около 2,5 тысяч активистов, журналистов, политиков, которым на родине угрожали репрессиями. Решение о ее приостановке — результат политики нового коалиционного правительства ФРГ, которое не раз заявляло о необходимости ограничения приема иностранцев.
В ответ на эту новость Андрей Пивоваров вместе с правозащитными организациями запустил кампанию по возвращению этой программы. По его мнению, немецкому обществу и руководству страны путем создания резонанса необходимо объяснить, что «программа не обуза, а инструмент поддержки союзников, помощь тем, кто борется за демократию, за права человека, против войны и диктатуры».
Однако и с такими проектами по защите интересов диаспоры оказалось немало проблем.
— Сейчас многие говорят о защите прав [россиян в эмиграции], но реальных инструментов для этого у нас мало, — говорит Пивоваров. Политик рассказывает, что, например, он может написать рекомендательное письмо и передать его европейскому чиновнику, если знает просителя. — Но это лишь часть пакета, который тот должен собрать. Если человек этого не сделает, моя рекомендация не поможет, — признается он, подчеркивая, что он не может заменить работу юриста.
— Нас воспринимают скорее как просителей, потому что мы всё-таки граждане страны-агрессора, и, несмотря на антивоенные взгляды или, в моем случае, тюремный срок, это не позволяет выходить на какой-то более легитимный уровень, — объясняет Пивоваров.
Как замечает политолог, старший научный сотрудник Финского института международных отношений (FIIA) Маргарита Завадская, в целом для любой диаспоры характерно создавать структуры в изгнании. Даже ФБК, который изначально заявлял, что для него нет смысла ориентироваться на диаспору, потому что в России его аудитория гораздо больше, в результате сменил повестку.
— Естественно, российская эмиграция это заметила, и, более того, судя по нашим интервью, люди сильно обиделись, — замечает Завадская, которая проводила социологические исследования среди уехавших граждан РФ.
В результате Юлия Навальная, например, выступая на Мюнхенской конференции в феврале 2025-го, призвала ЕС к поддержке антивоенно настроенных россиян, в том числе тех, кто находится в эмиграции.
Юлия Навальная на Мюнхенской конференции по безопасности, 14 февраля 2025 года. Фото: dts Nachrichtenagentur / ddp / Vida Press
Завадская рассказывает, что в изгнании гражданское общество может принимать несколько типичных форм или стадий. Первая — создание сетей взаимопомощи и НКО, которые оказывают правозащитную, психологическую, адаптационную поддержку, необходимую для восстановления комфортного уровня жизни.
Вторая стадия — выстраивание параллельной системы образования, культурных практик. Свои проекты в изгнании есть у белорусской диаспоры — например, Европейский гуманитарный университет (ЕГУ), работающий с 2006 года в Вильнюсе. Россияне тоже движутся в этом направлении, в частности российская профессура открыла Факультет свободных искусств и наук (Liberal Arts and Sciences) в Черногории, который первым из всех подобных проектов получил государственную аккредитацию.
Третья стадия — максимальная степень институционализации, то есть признание другими государствами оппозиции в изгнании как потенциально или фактически легитимных представителей страны. В таком случае диаспора может более эффективно заниматься защитой интересов граждан, выпускать альтернативные официальным документы и даже участвовать в управлении арестованными активами.
Одна из проблем российских оппозиционных политиков, по мнению Завадской, в том, что они не могут полноценно апеллировать к собственной электоральной легитимности.
Российский режим «первым делом целенаправленно зачистил» выборы, либо не допуская до них оппозицию совсем, либо сильно ограничивая ее реальные конкурентные возможности. И теперь, в изгнании, это также влияет на оппозиционных политиков, поскольку, по словам политолога, легитимность — это то, что, безусловно, необходимо для успешного представительства диаспоры на уровне других государств.
— Речь необязательно идет о точно такой же электоральной легитимности, как у Светланой Тихановской, которую считают законно избранным президентом, — добавляет эксперт. — У легитимности могут быть другие источники, и ее можно трактовать шире — как признание со стороны большей части самой диаспоры или местных властей. В некоторых случаях структуры, обладающие подобной легитимностью, могут даже создавать квазигосударственные службы
Советник Светланы Тихановской представляет новый белорусский паспорт, Варшава, Польша, 26 января 2025 года. Фото: Василий Крестьянинов / SOPA Image / Sipa USA / Vida Press
Одна из подобных квазигосударственных структур возникла, например, после выборов в Венесуэле в 2018 году. Тогда ряд западных и латиноамериканских стран отказался признавать Николаса Мадуро легитимным главой государства. Его оппонент Хуан Гуайдо объявил себя президентом. Он возглавил временное правительство, которое было признано более чем 60 странами. Однако получить реальную власть Гуайдо так и не удалось, и в конце 2022 года оппозиционные партии проголосовали за его отстранение. Временное правительство было расформировано, а сам Гуайдо эмигрировал в США.
В изгнании оппозиционные силы Венесуэлы создали Совет по защите и управлению внешними активами — представительный орган оппозиции, который взял на себя функции временного правительства. Его главная задача — управление зарубежными активами Венесуэлы, такими как банковские счета, золото, хранящееся в Банке Англии, и нефтеперерабатывающий завод Citgo Petroleum, дочерняя компания государственной PDVSA.
Другим примером квазигосударственной структуры является Координационный совет (КС) белорусской оппозиции, который направляет действия различных оппозиционных сил, включая поддержку протестного движения, а также отвечает за представление интересов белорусов на международном уровне. Как отмечает белорусский политический аналитик Вадим Можейко, «конечно, это не парламент, но, в общем, КС является избираемым представительным органом», что дает ему больше прав говорить от имени белорусского народа, чем любой организации демократически настроенных россиян.
Так, уже не первый год белорусская оппозиция занимается проектом создания паспорта Новой Беларуси — документа, альтернативного тому, что выдается на территории страны. Этот вопрос встал особенно остро после того, как Александр Лукашенко своим указом запретил всем эмигрировавшим белорусским гражданам заменять паспорта, оформлять документы для новорожденных и получать нотариальные доверенности и различные справки из госорганов (например, справку об отсутствии судимости) в посольствах и консульствах РБ. Теперь все эти документы можно сделать только в Беларуси.
Тем не менее благодаря усилиям белорусской диаспоры в странах, куда эмигрировало больше всего граждан РБ, в Польше и Литве, были приняты системные решения о массовой выдаче проездных документов тем, кто не успел продлить себе паспорт.
В случае с Россией подобный сценарий пока сложно даже представить.
Недостаток легитимности, которая нужна для действий на таком уровне, — проблема, которую ощущают и сами российские политики в изгнании, в частности Дмитрий Гудков — бывший депутат Госдумы, покинувший Россию в 2021 году после того, как на него завели политически мотивированное уголовное дело. Сейчас Гудков участвует в проектах оппозиции за рубежом.
В разговоре с «Новой-Европа» он прямо говорит о том, что российские политики в изгнании не могут представлять чьи-то интересы, потому что для этого «тебя должны уполномочить, выбрать куда-то».
Депутатский мандат был и у Ильи Яшина — также обменянного и высланного в Германию год назад. Он проработал депутатом муниципального округа Красносельский с 2017 по 2021 годы. Также Яшин предпринимал попытки участвовать в выборах в Мосгордуму, но власти не позволили ему это сделать.
Завадская считает, что статус муниципального депутата — вполне институциональный источник легитимности, особенно учитывая степень репрессивности режима в РФ. И именно Яшин, особенно после выхода из тюрьмы, стал одним из главных лидеров российской оппозиции в изгнании. Вместе с Юлией Навальной и Владимиром Кара-Мурзой он провел два антивоенных марша в Берлине. Кроме того, он встречается с россиянами в разных городах Европы и ведет просветительскую деятельность через свои соцсети, где рассказывает о происходящем в России.
В апреле 2025 года Яшин запустил в Берлине, где он сам сейчас живет, проект «Общественная приемная», направленный на работу с эмигрантами. Как говорится на сайте проекта, приемная оказывает гражданам России бесплатную консультационную помощь, связанную с правовыми, судебными, социальными и другими вопросами
Илья Яшин на антивоенной демонстрации в Берлине, Германия, 17 ноября 2024 года. Фото: Lisi Niesner / Reuters / Scanpix / LETA
Маргарита Завадская отмечает, что «Общественная приемная» Яшина — это пример структуры в изгнании, которая стремится заменить собой, по сути, государственные органы.
Однако как много людей и с каким вопросами обращаются в «Общественную приемную», неизвестно. На запрос «Новой-Европа» рассказать подробнее про этот проект Илья Яшин ответил отказом и попросил «оставить в покое».
Активистка Александра Лыкова, которая обратилась в приемную Ильи Яшина в конце апреля 2025 года, рассказала «Новой-Европа», что до сих пор не получила обратной связи. Девушка попросила Яшина обратить внимание на условия содержания людей в лагерях для беженцев в Германии. В одном из таких она жила сама в ожидании политубежища. По ее словам, помимо таких проблем, как антисанитария и продажа наркотиков, там она подверглась физическому и сексуализированному насилию (в распоряжении «Новой-Европа» есть протокол допроса Лыковой немецкой полицией, однако было ли возбуждено уголовное дело, девушка не знает). По данным правозащитных организаций и СМИ, в лагерях беженцы действительно регулярно подвергаются сексуализированному и физическому насилию, больше всего пострадавших среди женщин и детей.
Лыкова также писала Илье Яшину в X (твиттер), но он ее заблокировал. За это время она успела получить политическое убежище и выйти из лагеря. Однако системная проблема осталась.
В этой части речь пойдет о создании контактной группы и представительстве российской оппозиции в ПАСЕ. Одним из участников этого процесса является главный редактор «Новой газеты Европа» Кирилл Мартынов. В подготовке данного материала он участия не принимал.
В данный момент решить проблему представительства на международном уровне российская оппозиция надеется через создание официальной делегации при Парламентской ассамблее Совета Европы (ПАСЕ) — совещательном органе из представителей парламентов стран ЕС, главная цель которого — защита прав и свобод человека. После полномасштабного вторжения в Украину Россию из этой структуры исключили, однако ПАСЕ поддерживает диалог с российским гражданским обществом в изгнании.
— Два года мы искали формат, в котором это взаимодействие могло бы продолжаться на институциональном, а не на эпизодическом уровне, — рассказывает Дмитрий Гудков.
По его словам, была создана контактная группа, в которую вошли представители ключевых политических и общественных структур в эмиграции: помимо самого Гудкова, это журналистка Анастасия Шевченко, политолог Екатерина Шульман, главный редактор «Новой-Европа» Кирилл Мартынов и другие. Участники обсуждали возможную модель представительства и вели переговоры с различными парламентскими фракциями и делегациями, чтобы заручиться их поддержкой.
В результате эстонский депутат Эрик-Нильс Кросс, спецдокладчик ПАСЕ по России, подготовил проект резолюции о создании делегации российских демократических сил. Документ передан в политический комитет Ассамблеи и, как ожидается, будет обсуждаться в сентябре этого года. По словам Гудкова, голосование может состояться уже в октябре.
Политик отметил, что аналогичного представительства в ПАСЕ уже удалось добиться белорусам. В январе 2025 года их делегация впервые официально присутствовала в зале парламента как представительный орган демократических сил.
Как замечает белорусской политический аналитик Вадим Можейко, хотя ПАСЕ и «не тот орган, который может принимать какие-то судьбоносные решения», в нем демократическая Беларусь «занимает место, которое занимают официальные представители государства».
Светлана Тихановская в Европарламенте в Страсбурге, Франция, 12 марта 2025 года. Фото: Ronald Wittek / EPA
По мнению Можейко, этого белорусской диаспоре удалось добиться в первую очередь благодаря фигуре Светланы Тихановской, которая является избранным президентом.
— Легитимность Тихановской тоже не идеальная, но ясно, что она всё-таки прошла официальную процедуру голосования в 2020-м, и есть независимые исследования, которые доказывают ее победу, — говорит Можейко.
Кроме того, подчеркивает эксперт, демократические силы Беларуси в ПАСЕ представляют члены Координационного совета — независимого представительного органа демократической части белорусского общества, выборы в него проводятся не реже чем раз в два года.
Однако то, каким образом была организована номинация членов в обсуждаемое российское представительство в ПАСЕ, стало предметом еще одного конфликта в среде оппозиции.
Инициатива создания официальной делегации от российской оппозиции в ПАСЕ почти сразу столкнулась с резкой критикой. Так, многолетний соратник Алексея Навального и один из руководителей ФБК Леонид Волков в соцсети X назвал процесс отбора делегатов непрозрачным. «”Делегация” — это группа делегатов. То есть людей, которых кто-то куда-то официально делегировал. А кто делегировал этих людей, как это происходило — никто не объяснил», — заявил он.
Постоянные конфликты внутри российской оппозиции создают ощущение, что в том числе из-за этого диаспоре не удается добиться признания на институциональном уровне. Однако, по словам Маргариты Завадской, это не первоочередной фактор.
— Когда говорят, что российская оппозиция в изгнании всё время конфликтует внутри себя, это не совсем справедливо: она конфликтует не больше других. В сирийской оппозиции, например, тоже наблюдается сильная раздробленность, — рассказывает политолог.
По словам эксперта по Ближнему Востоку Нейдера Хашеми, иранская оппозиция за рубежом также не имеет организованного и достаточно легитимного политического представительства.
Как полагает Хашеми, наиболее заметными остаются монархисты — сторонники прежнего режима, свергнутого в 1979 году. Сын последнего шаха Ирана живет в Вашингтоне, у него большой медиавес и связи с представителями американского истеблишмента, особенно в сфере внешней политики. Однако в самой иранской среде он считается дискредитированной фигурой.
Сегодня участие иранцев в международной политике сводится, по словам Нейдера Хашеми, к выступлениям отдельных эмигрантов, чаще всего популярных в соцсетях, перед парламентами или конгрессом США.
— Но на практике эти люди редко отражают мнение большинства — и в Иране, и в диаспоре, — заключает Хашеми.
По словам политического аналитика Вадима Можейко, и среди белорусских демократических сил, в том числе внутри Координационного совета, есть разногласия и разные мнения по разным вопросам, но «это нормально и хорошо».
— Единство и сплоченность характерны для авторитарных режимов. Демократия — это разнообразие мнений. Кроме того, единство возникает вокруг чего-то. То есть люди не могут объединиться просто потому, что все очень хорошие. Белорусские демократические силы всегда спорили между собой, но 2020 год показал, что они могут договориться, когда это нужно, — считает Можейко.
По словам Маргариты Завадской, ключевое отличие российской эмиграции от всех других диаспор из авторитарных стран заключается в том, что практически любое политическое участие россиян за рубежом сопровождается особым недоверием, ограничениями и подозрением. И это отношение сильно влияет на деятельность даже тех проектов, которые больше тяготеют к сети взаимопомощи, чем к институциональным целям.
Таким, например, остается проект «Ковчег» — инициатива, созданная юристом Анастасией Бураковой и ее коллегами для помощи российской эмиграции и тем россиянам внутри РФ, которые хотят выехать. Проект помогает в экстренной эвакуации, оказывает поддержку дезертирам, сопровождает случаи транснациональных репрессий и взаимодействует с властями стран, рассматривающих запросы на экстрадицию.
Помимо этого, «Ковчег» предлагает адаптационную помощь — от языковых курсов до психологической поддержки. Одно из приоритетных направлений — адвокация: работа с правительствами и дипломатами, направленная на то, чтобы изменить миграционную политику в отношении россиян.
Она подчеркивает: общеевропейские структуры могут служить хорошей площадкой для привлечения внимания, но реальные решения принимаются на уровне национальных правительств. Поэтому важно устанавливать контакт с министерствами иностранных дел, парламентскими фракциями, чиновниками и предлагать им конкретные рекомендации, доклады, данные.
— Мы не можем требовать, мы не имеем на это права. Но можем объяснять, убеждать, инициировать диалог. Иногда это дает результат: благодаря нашей работе изменились правила подачи на иммиграционную визу Германии: если раньше граждане РФ могли получить визу только через консульство в России, то теперь сделать это можно в третьей стране, не входящей в ЕС, даже не имея местный ВНЖ, например, в Грузии или Армении, — отмечает она.
Ковчег же одним из первых опубликовал информацию о приостановке программы гуманитарных виз для россиян и белорусов в Германии и вместе с другими организациями пытается разобраться в причинах этого решения и добиться его пересмотра.
Схожую работу ведет и фонд Free Russia Foundation (FRF). По словам его главы Наталии Арно, организация долгое время участвовала в подготовке заключений по делам о предоставлении убежища в США, а также выстраивала в сотрудничестве с американским Госдепартаментом и правозащитными организациями систему верификации заявителей.
— Мы сталкивались с тем, что к россиянам при подаче на убежище в США было особенно жесткое отношение. Иногда даже разделяли семьи. Мы объясняли законодателям, что россияне стремятся к легализации, не пытаются уклоняться от исполнения законов или исчезать. И этот подход постепенно начал меняться, — говорит Арно.
Леонид Мелехин. Фото: Юрий Бобров / Telegram
В конце июля 2025 года стало известно, что США депортировали российского активиста Леонида Мелехина, которого в России обвиняют в «оправдании терроризма». Известно, что мужчина сотрудничал со штабом Алексея Навального и выходил на пикет с плакатом «Свободу Навальному». В РФ его отправили в СИЗО.
В Европе FRF также занимается адвокацией. В частности, вице-президент фонда, политик Владимир Кара-Мурза вскоре после выхода из тюрьмы отправился в Финляндию, где, по данным FRF, чаще всего нарушаются права россиян. Доклады об этих нарушениях он передал президенту, премьеру и главе МИД страны.
— Пока что позитивных изменений в Финляндии нет, но бюрократия и адвокация — это всегда долгий процесс, — замечает Арно.
Она также подчеркивает, что работа усложняется сменой правительств и ростом напряженности в Европе.
— Но мы стараемся действовать не как просители, а как партнеры. Мы объясняем нашим западным коллегам, что лучше нас никто не знает Россию и этими знаниями мы можем быть полезны, — говорит она.
Помимо адвокации фонд развивает инфраструктуру поддержки. В 2022 году были открыты пространства Reforum Spaces — центры с коворкингами, студиями, образовательными и юридическими программами в Берлине, Вильнюсе, Париже.
— Мы смогли сохранить ключевые центры, включая Reforum Spaces, представительства в Вашингтоне и Брюсселе, очень важный офис в Киеве и отдельные части программ в других странах, например, психологическую помощь в Грузии и Польше. Конечно, до разгрома сектора международной помощи у нас была возможность помогать гораздо большему количеству людей и организаций, но the fight goes on, — говорит Арно.
— Важно понимать, что сейчас программы помощи сворачиваются, потому что Европа готовится к большой войне и тратит значительные ресурсы на свою оборону. Все занимаются своими проблемами, которые, к сожалению, связаны с нынешней российской властью, — считает Анастасия Буракова.
Однако, несмотря на все трудности политической деятельности в изгнании, вопросу «Зачем вы продолжаете, почему не занимаетесь собственной жизнью?» собеседники «Новой-Европа» из числа российской оппозиции искренне удивляются.
— А что значит «заниматься своей жизнью»? — отвечает Дмитрий Гудков вопросом на вопрос. — Жить — это ведь не значит ничего не делать. Конечно, политика — это борьба за власть, а у нас ее просто невозможно вести. То, чем я занимаюсь, — это скорее дипломатия, правозащита, экспертная работа. Разумеется, я бы предпочел участвовать в выборах, представлять людей, заниматься законодательством. Но пока такой возможности нет.
Дмитрий Гудков выступает на встрече в Софии, Болгария, 19 февраля 2022 года. Фото: AP Photo / Scanpix / LETA
Илья Яшин в интервью телеканалу «Настоящее время» также говорил, что «чувствует большой запрос и потребность» от соотечественников в разных городах Европы «в консолидации, в политическом представительстве». По его мнению, диаспора может быть полезна и для работы с людьми в России.
— Я хочу, чтобы в каждом европейском и мировом городе, где есть российское комьюнити, люди регулярно делали что-то полезное: собирались на вечера писем политзаключенным, проводили акции протеста, проводили какие-то гражданские кампании. И самое главное, чтобы выстраивались мостики с теми нашими согражданами, кто остается в России, — сказал Яшин.
— Надо трезво смотреть на вещи, — замечает Андрей Пивоваров. — Да, были удачные мероприятия, уличные акции, конференции. Но на ситуацию в России они не повлияли. Тот факт, что мы сейчас с вами разговариваем не в России, уже сам по себе о многом говорит. Однако, по мнению политика, это не значит, что продолжать не стоит:
— За короткий период я пережил то, что вы все пережили за последние три года. Стало понятно, что нужно менять стратегию на более долгую, — подытоживает он.
{{subtitle}}
{{/subtitle}}