Западные лаборатории не публикуют документы, подтверждающие отравление Навального

Вдова политика Алексея Навального Юлия сообщила, что после гибели супруга в заполярной колонии в Харпе 16 февраля 2024 года его соратникам удалось вывезти за границу образцы биологических материалов погибшего. По ее словам, лаборатории двух западных стран независимо друг от друга подтвердили, что политик был отравлен, но отказываются публиковать итоги своих исследований исходя из «политических соображений». Фонд по борьбе с коррупцией Алексея Навального призвал оказать давление на зарубежные лаборатории. При этом в ФБК не назвали ни самих лабораторий, ни конкретных стран, на которые надо оказывать давление.

Как выяснила «Новая газета Европа», анализы на боевые отравляющие вещества могут проводить только пара десятков лабораторий по всему миру — те, что аккредитованы при Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО). Они подчиняются напрямую министерствам обороны своих стран.

Материалы для таких анализов, как правило, не попадают в лаборатории от частных лиц, а поступают от правительств. Соответственно, публикация результатов является предметом дипломатических переговоров между правительствами стран — членов ОЗХО, в число которых входит Россия.

Первое отравление Кара-Мурзы

Днем 26 мая 2015 года Владимиру Кара-Мурзе стало плохо. Он был на встрече с коллегами по партии РПР-ПАРНАС, когда у него внезапно ускорилось сердцебиение, затем его стало рвать. К моменту приезда скорой помощи он уже практически не мог самостоятельно передвигаться. Сутки политика перемещали из одной московской больницы в другую, и никто не мог поставить ему внятный диагноз, пока он, наконец, не оказался в Первой градской больнице под присмотром тогда главного реаниматолога Москвы Дениса Проценко.

Схему лечения Проценко дополнительно одобрил главный реаниматолог Израиля Эран Сегаль, которого помог найти и пригласить для консультации бизнесмен Леонид Невзлин.

Жена политика Евгения Кара-Мурза срочно прилетела в Россию из США (семья постоянно живет в Вашингтоне).

— В больнице я его стерегла, как собака. Когда меня выгоняли из палаты, я спала на скамейке в коридоре, — рассказывает Евгения. — Как только можно было войти, я туда обратно заходила в любое время дня и ночи и сидела возле Володи.

Тогда же у окружения политика появилась мысль, что нужно взять образцы ногтей и крови у Кара-Мурзы и переправить этот материал на независимый анализ.

У адвоката политика Вадима Прохорова нашлась доверенность, подписанная Кара-Мурзой еще в 2013 году.

— Прохоров вечно ходит с этим своим чемоданом. И когда в очередной раз Алексей Свет мне сказал, что без доверенности от мужа я не могу ничего делать, в том числе взять образцы, то присутствующий рядом Вадик жестом волшебника достал из чемодана, как кролика из шляпы, доверенность, подписанную Володей на него. Я была в шоке. Свет тоже. Он даже не стал вчитываться в текст доверенности, когда Прохоров положил ее перед ним на стол.

При мне сотрудники больницы взяли у Володи образцы и мне потом вручили. По-моему, несколько дней они лежали у меня в холодильнике дома в Москве, — рассказывает Евгения Кара-Мурза «Новой газете Европа».

Попытка в Страсбурге

У соратников российского политика оказались на руках две партии материалов для анализов. Одну из них юрист Кара-Мурзы Вадим Прохоров повез в Страсбург в частную лабораторию Паскаля Кинтца.

— Во Франкфурте Вадима не хотели пропускать с этими образцами, — рассказывает Евгения. — На все их упреки, что такое нельзя провозить через немецкую границу, Вадик им сказал что-то про абажуры, которые немцы когда-то делали из человеческих останков. Вадика пропустили.

Паскаль Кинтц — бывший главный токсиколог Европейского союза. В 2013 году по просьбе журналистов «Новой газеты» он тестировал образцы Юрия Щекочихина, погибшего в 2003 году. Он же изучал образцы Ющенко после того, как его отравили диоксином во время предвыборной кампании.

В отчете профессора Кинтца говорилось, что в пробах Кара-Мурзы-младшего он обнаружил четыре тяжелых металла: марганец, цинк, медь и ртуть — в концентрациях, значительно превышающей их нормальное содержание в организме человека.

— Никто же не знал тогда, что этим травят, — поясняет Владимир Кара-Мурза. —В мире очень мало лабораторий, которые умеют тестировать на боевые отравляющие вещества.

Аккредитованные лаборатории

Как объяснил «Новой газете Европа» токсиколог, профессор Сорбоннского университета Жан-Клод Табе, который несколько лет состоял в научном консультационном совете при ОЗХО, заниматься такого рода анализом могут исключительно аккредитованные лаборатории — всего их 30, они расположены в разных странах — членах ОЗХО, в том числе в России.

Все эти лаборатории, как правило, подчинены местным министерствам обороны. Они не принимают материалы на анализ от частных лиц и подчиняются напрямую правительствам.

— Решение о публикации результатов или об их сокрытии принимают государства-участники. Например, во Франции лаборатории передают результаты в DGA (Direction générale de l’armement — Главное управление по вооружениям), которое затем передает их правительству. Лаборатории не имеют права отвечать журналистам, если только государство не разрешит им это сделать. Всё это строго конфиденциально, и разглашение стало бы серьезной дипломатической проблемой. Если лаборатории молчат — значит, им велели ничего не сообщать, — сказал Табе «Новой газете Европа».

С ним согласна эксперт по европейской безопасности Польского института международных отношений (PISM) Александра Козиол.

— Насколько я понимаю, в случае с отравлением Скрипалей (в 2018 году в Великобритании был отравлен бывший агент ГРУ Сергей Скрипаль и его дочь Юлия. — Прим. ред.) власти Великобритании обратились в ОЗХО и попросили провести анализ проб. 

При этом по умолчанию результаты лабораторных исследований ОЗХО считаются конфиденциальными, а владельцем информации становится государство, которое запросило такой анализ.

Соратники политика Кара-Мурзы еще в 2015 году пытались запросить помощи во взаимодействии с ОЗХО у Великобритании, но безуспешно.

Анализы в Великобритании

После того как врачи Первой градской больницы выдали семье Кара-Мурзы две партии материалов, одна из них, как было описано выше, отправилась в Страсбург, а вторая — как раз в Великобританию.

— Когда я еще вылетала из Штатов в Москву, мне звонили из их посольства со словами: «Обращайтесь за любой помощью, всё что угодно, мы вам поможем», — рассказывает Евгения. — Я как-то очень на них понадеялась, даже думала, что это автоматическая помощь: я позвоню, скажу, что мне нужно, и они мне сразу помогут. Но я оказалась наивная дура. Когда я им позвонила уже из Москвы и сказала, что мне нужно перевезти образцы Володи в Лондон, они мне сказали, что они этого сделать не могут. Я сказала, что тогда мне нужен какой-нибудь независимый эксперт, который подтвердит мнение российских врачей. Они сказали, что они такого эксперта предоставить не могут. Я была очень зла, очень. Единственное, что я помню из сказанного сотрудникам посольства Великобритании, что, если вы мне всё время звоните, чтобы предложить психологическую и моральную поддержку, то мне это не нужно, мне нужна реальная помощь. Если вы не можете предоставить эксперта, прекратите звонить, толку от вас никакого. Точка.

Владимир Кара-Мурза рассказывает, что помочь семье в Лондоне пытался глава фонда Hermitage Capital Уильям Браудер (британо-американский финансист, который в то время вместе с Кара-Мурзой занимался лоббированием санкций против российских чиновников за рубежом, известных под названием «список Магнитского»).

В своей книге Браудер рассказывает, что обращался в государственную экспертную лабораторию Портон-Даун (она известна тем, что нашла «новичок» у экс-разведчика Скрипаля, она аккредитована при ОЗХО), но там наотрез отказались брать образцы российского политика. Сотрудник офиса Браудера сказал «Новой-Европа», что тогда им подробно не объяснили причину отказа, но из общих слов стало понятно, что с частными лицами они не работают.

«Новая газета Европа» пыталась связаться с британской Лабораторией оборонной науки и технологий, которая управляет всеми сертифицированными центрами для тестирования боевых отравляющих веществ в стране. Организация не ответила на вопросы издания.

Второе отравление и анализы в США

Второй раз Владимир Кара-Мурза был отравлен в феврале 2017 года. Ему стало плохо за два часа до выезда в аэропорт, политик собирался лететь к жене в США.

— Я думаю, расчет исполнителей и заказчиков был на то, что отравляющее вещество сработает чуть позже, уже в полете над океаном, — говорит жена Кара-Мурзы Евгения. — И кто будет сажать самолет в океане?

В этот раз политика сразу привезли к тому же реаниматологу Проценко, который лечил его в первый раз. Врач сразу поставил диагноз отравление, и по существующей процедуре при поступлении с таким диагнозом образцы берут сразу, они поступили в специальный банк данных.

— Я еще помню, что долго пыталась из этого банка их выцарапать. У меня уже стерлось в памяти, как это удалось сделать, — говорит Евгения Кара-Мурза. — Но именно эти образцы улетели вместе с нами в Штаты.

После второго отравления на связь с семьей сами вышли представители американских спецслужб. Они предложили забрать образцы на анализ.

На этот раз политик пробыл в коме гораздо меньше времени. Он летел в США обычным самолетом в сопровождении жены и медсестры. Медсестра была нужна в основном для того, чтобы можно было при соблюдении всех процедур привезти биологические образцы и чтобы не повторилась история, как во Франкфурте.

— У медсестры такой чемоданчик был рефрижераторный. Вопросов к ней у пограничников не было, — вспоминает политик.

Прямо у трапа семью встретили сотрудники ФБР.

Спустя некоторое время с Владимиром Кара-Мурзой связался офицер, который занимался следствием по делу о его отравлении, и сказал, что результаты почти готовы. Но потом этот офицер перестал выходить на связь. На звонки самого Кара-Мурзы в ФБР отвечали «что-то невнятное».

— Мол, мы сначала думали, что нашли [отравляющее вещество], а потом оказалось, что не нашли. Или: когда тестировали, какое-то медицинское оборудование было грязное… А в конце вообще сказали: «Мы всё засекречиваем и вам ничего показывать не будем».

Как Кара-Мурза пытался добиться результатов анализов

Официальный запрос в рамках закона о свободе информации в США о том, чтобы получить все материалы расследования ФБР, включая результаты анализов, власти просто проигнорировали.

Помощь друзей в Конгрессе. По просьбе Кара-Мурзы сенатор Джон Маккейн звонил директору ФБР.

Марко Рубио, нынешний госсекретарь США, а тогда сенатор, писал официальный запрос в ФБР.

Эти просьбы не помогли, никакого ответа Кара-Мурза не получил.

Иск в суд. В феврале 2020 года Кара-Мурза подал в суд на Министерство юстиции (ФБР — это подразделение Минюста) с требованием предоставить все материалы расследования, прежде всего результаты анализов.

Дело рассматривал Окружной суд Федерального округа Колумбия в Вашингтоне, процесс занял два года. В марте 2022 года рассмотрение завершилось, и политик получил:

• 470 страниц полностью рассекреченных материалов дела;
• 789 страниц дела — частично отредактированных, некоторые детали были вымараны черным маркером.
• 206 страниц дела были засекречены полностью, их отказались выдавать политику.

В этих страницах, по всей видимости, и содержались результаты анализов.

рассказывает Кара-Мурза.

При этом какие-то интересные детали удалось выяснить из тех документов, которые семья получила на руки. Стало понятно, например, что, по заключению ФБР, политика действительно отравили.

— Вывод следователей ФБР был такой: общая сумма симптомов и последствий для здоровья Кара-Мурзы — всё это не могло случиться без внешнего токсина, который был бы введен в организм. Но чем именно меня отравили, они засекретили.

Среди других документов Кара-Мурза вспоминает внутренний имейл сотрудника ФБР, в котором обсуждалась встреча директора ФБР Кристофера Рэя. Но информация о тех, с кем он будет встречаться, была вымарана черным фломастером.

— По открытой информации, в январе 2018 года в Штаты приезжали директор ФСБ Бортников, директор СВР Нарышкин и директор ГРУ Коробов, — говорит Кара-Мурза. — То есть главы трех ведущих российских спецслужб приезжали в Вашингтон встречаться с директором ФБР. И после этого мои результаты были засекречены.

«Джентльменские договоренности»

Кара-Мурза считает, что у спецслужб России сохраняются прямые каналы связи с коллегами из Европы и США.

— Война войной, понимаешь, санкции санкциями, политика политикой, а у спецслужб свои прямые каналы коммуникации работают, и они друг другу услуги оказывают.

Если представить, что США обнародовали бы результаты моих анализов, получилось бы, что Штаты официально бы подтвердили: Россия в нарушение Конвенции о запрещении химического оружия продолжает его производить и использовать. Это значит, что делать что-то надо, а делать они ничего не хотят. Так и по Леше Навальному.

Александра Козиол из Польского института международных отношений обращает внимание, что в случае с Навальным не до конца понятно, как именно были получены и вывезены пробы и насколько это усложняет процесс.

— Поскольку пробы были собраны втайне и вывезены из России, нет возможности узнать, не были ли они загрязнены или испорчены.

Тем не менее токсиколог из Сорбонны, работавший с ОЗХО, говорит, что следы химического вещества могут сохраняться в биологических материалах месяцами, даже если отбор был проведен неправильно.

— Химическое оружие представляет собой органофосфорные соединения. Если образец плохо хранится, такие соединения подвергаются гидролизу (например, в рвотных массах при наличии воды), то есть молекулы распадаются. Таким образом, 

сказал «Новой-Европа» Жан-Клод Табе. — Если присутствует органофосфорное соединение, это однозначно указывает на отравление.

При этом если отбор проводится быстро после смерти человека (в течение примерно месяца) и по правильному протоколу (вакуумная упаковка, хранение образцов в морозильнике и т. п.), то примененное химическое оружие может быть точно идентифицировано.

По словам эксперта, токсикологические анализы чрезвычайно надежны.

— Лаборатории используют технологии с очень высокой чувствительностью (например, масс-спектрометрию), позволяющие выявить наличие соединения на уровне «одной молекулы на миллион» или даже «одной молекулы на миллиард». Это значит, что можно с полной уверенностью утверждать факт отравления, даже если, как я сказал ранее, из-за качества отбора не всегда можно установить точную природу яда.

«Новая газета Европа» направила запросы во все страны — члены ОЗХО, в которых есть аккредитованные лаборатории. Представители Германии, Норвегии и Швеции ответили, что им ничего не известно про кейс Навального. Испания, Франция, Великобритания, Бельгия, Швейцария, Нидерланды, Польша, Румыния США не ответили на вопросы издания.