Бориса Кагарлицкого арестовали еще в июле 2023 года по обвинению в «оправдании терроризма» из-за слов о взрыве Крымского моста. По версии «Мемориала», речь идет о содержимом ролика «Взрывное поздравление кота Мостика, Нервные люди и события, Удары по инфраструктуре», которое еще в октябре 2022 года было опубликовано на ютуб-канале «Рабкор». 

12 декабря того же года Кагарлицкого внезапно отпустили на свободу: судья приговорил социолога к штрафу в 600 тысяч рублей (хотя прокурор, к мнению которого суд обычно прислушивается, вообще-то просил пять с половиной лет колонии).

— Их задача была его припугнуть, потому что он всё-таки известный социолог. Может быть, до конца его не хотели репрессировать и, очевидно, что дали возможность уехать, — говорит дочь Кагарлицкого Ксения. На следующий день после освобождения из СИЗО ему выдали загранпаспорт. 

Но социолог не собирался никуда уезжать. «Он сразу начал вести себя достаточно вызывающе: например, буквально в тот же вечер дал интервью каналу “Ходорковский-LIVE”. — говорит давний соратник Кагарлицкого Павел Кудюкин и посмеивается. — Это было неожиданно, скажем так». 

По его мнению, либо Кагарлицкий просто не понял намека (что вряд ли), либо «переоценил возможности людей из Администрации президента, где у него были связи, влиять на ситуацию». Впрочем, сам Кудюкин Кагарлицкого покинуть Россию не подталкивал: «Каждый человек сам должен делать выбор, уезжать ему или оставаться». 

Ксения Кагарлицкая говорит, что ей как дочери поначалу, конечно, было непонятно, почему отец отказывается уезжать. 

— Мне до сих пор обидно, что он даже для отпуска, чтобы поправить здоровье, выбрал Египет, а не Черногорию. Объяснил, что в Египте можно зимой поплавать, а в Черногории — холодно, — говорит Ксения.

Впрочем, и в Египет Кагарлицкий не попал. Силовики дали Кагарлицкому два месяца — на 13 февраля 2024 года была назначена апелляция по требованию прокурора. 

— Он настолько был уверен, что в апелляции ничего плохого не случится, что взял себе невозвратные билеты в Египет. Такой довольный шел на эту апелляцию, как будто это рядовое заседание. Он уже и с ребятами договорился после заседания пойти посидеть в кафе, — вспоминает дочь. 

Билеты в Египет сгорели, а кафе недосчиталось выручки, потому что суд заменил Кагарлицкому штраф на пять лет колонии.

— Так мы с ним и не увиделись! Грустно ли мне? Очень сильно! Хочу ли я его увидеть? Безумно! Очень скучаю. Но если раньше у меня эта его позиция вызывала негодование, то сейчас наоборот: гордость, восхищение и желание продолжать бороться, — говорит Ксения. 

Она рассказывает, что почти каждый день звонит отцу и сообщает новости. «Моя любимая история — немножко юмористическая. Я иногда читаю ему вслух ленту твиттера. И один раз он мне отвечает: “Теперь ты понимаешь, почему я не уехал!” — смеется Ксения. — Для него то, что происходит в твиттере, — хуже, чем сидеть в российской колонии».

— Но никакой политики давно нет! Какой смысл оставаться политиком в России и смотреть, как выборы фальсифицируют и побеждает «Единая Россия»? — спрашиваю я Ксению.

— Отец был политиком, когда в России еще не было едросов. И он сидел за свои взгляды, когда их еще не было, — отвечает она. — Он говорил, что если ты занимаешься политикой, будь готов рано или поздно сесть в тюрьму. Это тоже часть политической борьбы, очень сильная и мощная часть!

Первая отсидка

Первый раз Кагарлицкий оказался в тюрьме еще в 1982 году, когда вместе с Кудюкиным и еще двумя товарищами стал фигурантом так называемого Дела «Молодых социалистов». 

Кагарлицкий и Кудюкин вместе с единомышленниками обсуждали между собой советскую действительность, пути ее исправления, выпускали журналы (сначала — «Варианты», потом — «Левый поворот») , которые печатали в квартире Кагарлицкого, пока его родители были в отпуске. Этого было достаточно для ареста.

Дело явно готовилось громкое: о «Молодых социалистах» на заседании Политбюро докладывал сам глава КГБ Юрий Андропов. По словам Кудюкина, их проступок должен было рассматриваться уже в первой инстанции не где-нибудь, а в Верховном суде РСФСР.

Но за день до начала суда в камеру Кудюкина заглянул, как он выразился, вертухай и сказал, что суд переносится. Потом ему сообщили, что дело возвращено в прокуратуру, а следователь объяснил, что если «молодые социалисты» покаются, то «могут рассчитывать на помилование». Каяться в итоге пришлось в записке. Кудюкин признал в ней, что «избрал для своих целей неадекватные средства», а о содержании своей записки Кагарлицкий товарищу не рассказывал.

— Так почему вас отпустили-то? — спрашиваю я Кудюкина и думаю о том, что в советское время Кагарлицкого отпустили без всяких «намеков» и в тюрьму так и не отправили, а при Путине посадили.

— Это большая загадка, потому что наше дело выламывалось из общей линии на додавливание всего, что еще шевелилось, — отвечает Кудюкин. 

Левый диссидент

«Молодые социалисты» Кудюкин и Кагарлицкий критиковали Советский Союз слева, потому что хотели «более справедливого общества, более эгалитарного, с действительным равенством возможностей, по-настоящему коммунистического». 

— Советское общество левым было исключительно по фразеологии: например, никакой уравниловки не существовало. И меня с Борисом к оппозиции сподвигло именно это расхождение между риторикой и реальностью. Как в старом советском анекдоте про человека, который искал в поликлинике врача «ухо-глаз», потому что видел кругом одно, а слышал совсем другое, — рассказывает Кудюкин.

Он говорит, что в позднем СССР были три большие — и пересекающиеся — общности диссидентов. Правозащитники, самоиздатчики и подпольщики, и последние, по словам моего собеседника, были в основном леваками. 

— А мне интуитивно казалось, что диссиденты были в основном либералами, ненавидящими социализм!

— Многие левые не отрицали права человека и демократию, понимаемую как плюралистическую политическая систему со свободами и правами, — отвечает Кудюкин на мое наивное замечание. — Могли быть споры о том, как строится власть, — по парламентскому принципу или по советскому, — но все разделяли базовые либеральные ценности.

В своем кружке именно Кагарлицкий кренился влево сильнее всех. 

Он вспоминает, как подпольщики спорили о будущем, и если Кудюкин настаивал, что стране «неизбежно придется проходить через капиталистическую стадию, поскольку она находится в тупиковой версии общества», Кагарлицкий считал, что если тупик заканчивается стенкой, то через нее можно перепрыгнуть. 

В дальнейшем пути Кудюкина и Кагарлицкого то сходились, то расходились. В период перестройки Кагарлицкий создавал Социалистическую партию, а Кудюкин с товарищами — Социал-демократическую. 

— Скажем, я могу очень критически относиться к команде Гайдара, но я прекрасно понимаю, что свободы маневра у нее не было, — говорит Кудюкин, который в первом российском правительстве был замминистра труда. — Борис же был в жесткой оппозиции ко всему этому.

Сближение двух старых друзей произошло только после октября 1993 года, так как «к перевороту оба относились критически». Депутат Моссовета Кагарлицкий 3 октября пришел в Белый дом, где встретил генерала Альберта Макашова. Несмотря на явные различия во взглядах, Кагарлицкий спросил генерала, что ему делать, а тот посоветовал идти и «устанавливать в районах советскую власть». Чем Кагарлицкий и занялся.

— В этом отношении у нас с Борисом опять-таки немножко разные были позиции. У меня скорее — «чума на оба дома», а он всё-таки поддерживал Верховный Совет, хотя то, что на его стороне были люди типа Макашова или Баркашова, не добавляло им популярности, — говорит Кудюкин.

— Но почему он вообще решил выполнять распоряжения Макашова?

— Не исключено, что Борис понимал восстановление советской власти совсем не так, как понимал это Макашов, — отвечает бывший замминистра труда.

Культовый персонаж

16 октября на канале «Вестник бури» вышло видеоинтервью с Кагарлицким. Политзаключенный сидит в студии как живой, но на само деле это мираж: письменные ответы Кагарлицкого оживила нейросеть. 

Интервьюер и ведущий канала Андрей Рудой — один из самых заметных молодых леваков. Он любит нестандартные ходы и уважает Кагарлицкого. Например, в 2023 году выпустил рэп-альбом под названием «Борис Кагарлицкий», издать который помог Андрей Замай, основатель «Антихайпа».

Альбомом Рудой гордится и говорит, что с его помощью удалось привлечь внимание к политзаключенным и собрать им около 100 тысяч рублей. Его проект помогает 15 левым политзаключенным. 

— Для вас Кагарлицкий учитель, старший товарищ или коллега? — спрашиваю я. 

— Я думаю, что всё вместе! И не только для меня, — отвечает Рудой, который считает, что Кагарлицкий «породил целую плеяду» молодых блогеров, активистов и публицистов. 

По его словам, влияние Кагарлицкого связано с тем, что в постсоветской России левым мейнстримом стал «достаточно махровый сталинизм и квази-коммунистическая ортодоксия».

Блогер рассказывает, что он и еще один известный левый блогер Олег Комолов (ютуб-канал «Простые числа») «во многом начинали свой путь с “Рабкора” и совместных стримов с Кагарлицким, который этим проложил дорогу к известности». Рудой не забывает уточнить, что сейчас у него и Комолова просмотров, конечно, гораздо больше. 

Бывший координатор «Левого фронта» Алексей Сахнин согласен с Рудым, что Кагарлицкий — «самый влиятельный теоретик и публицист среди российских левых». 

— Автографы в метро, наверное, у него не берут, хотя узнают часто. Уже, наверное, у двух или трех поколений левых, начиная с перестройки, взгляды на мир формируются под влиянием Кагарлицкого, — говорит Сахнин. 

При этом он отмечает, что тот «никогда не был Ганди», и его многие критикуют: «Трудно найти человека, включая меня, который бы в какой-то момент не оказался с Борисом по разные стороны баррикад».

Наконец, Кагарлицкий — еще и самый известный левый теоретик из России на Западе. «Там левым очень хочется видеть, что Россия — это не пустыня, что в ней есть заметный теоретик. То, что пишет Кагарлицкий, близко сердцу западных и третьемирских левых, стоящих левее социал-демократии. Для них Борис — идеологически свой», — говорит Кудюкин. 

По его словам, Кагарлицкий и сам «умело использовал всякие международные форумы» для установления контактов.

— Но я не могла не быть хоть сколько-нибудь левой, ведь я формировалась под влиянием отца. Книги мне подсовывал и сам очень много всего рассказывал. Мы почти пять лет на «Рабкоре» вместе вели стримы, где он отвечал на вопросы, и так или иначе я это впитывала, — говорит Ксения, настаивая, что отец при этом никогда не навязывал ей свои взгляды. 

Зато блогер Рудой, называющий себя марксистом, настаивает, что это течение переживает сейчас «ренессанс».

— Неомарксизм и постмарксизм может стать фундаментом для нового прогрессивного движения в России, потому что на многие животрепещущие вопросы сегодня марксизм отвечает гораздо лучше, чем либеральная концепция! — утверждает Рудой и перечисляет их. — Почему началась война в Украине? Почему в России существует такое серьезное классовое неравенство? Что с этим делать? Что делать с социалкой в России? А с экологическими проблемами, которые накрывают весь мир?

Донбасс и война

Главная претензия к Кагарлицкому как к человеку прогрессивных (пусть и марксистских) взглядов — это его поддержка аннексии Крыма и восстания пророссийских сил на Юго-востоке Украины. 

«Для людей, голосовавших на референдуме о независимости ДНР и ЛНР, участвовавших в боях, пытавшихся строить новое государство, для миллионов людей в России, поддержавших их борьбу, Новороссия — это не проект, а движение, мечта, общественная цель. Да, движение можно подавить, мечту можно убить, цель может оказаться недостижимой. Но сделать это простым заявлением о том, что “проект завершен”, не удастся. Предстоит еще сломить и подавить сопротивление людей, деморализовать и дезорганизовать их. А это не так просто», — писал Кагарлицкий. Его взглядам на Новороссию и постепенное их изменение посвящена целая статья.

По мнению Кудюкина, Кагарлицкий искренне заблуждался, у него было совершенно «иллюзорное представление о том, что на востоке Украины зарождается некое чуть ли не революционно-демократическое движение, у которого, может, что-то хорошее получится».

— Мы же говорим про человека неглупого и образованного. Как можно было поверить в это? — удивляюсь я.

— Эта иллюзия разделялась и до сих пор разделяется некоторыми. Иногда идеология заставляет видеть совсем не то, что реально происходит. Очень хочется увидеть что-то, выходящее за пределы капиталистического развития. Своеобразные розовые очки, — объясняет Кудюкин. 

С ним согласна и дочь Ксения: «Мне кажется, что он воспринимал как действительно такое низовое рабочее восстание. Ну а как можно не поддержать, когда ты левый, низовое рабочее восстание?»

По словам Кудюкина, с течением времени Кагарлицкий вроде бы стал «гораздо критичнее» относиться к событиям на Донбассе, и старые знакомые снова «возобновили общение». 

Рудой настаивает, что именно 24 февраля показало, кто есть кто. 

При этом Кудюкин вспоминает, что осенью 2022 года он сказал в дискуссии, что «сейчас-то Борис занимает правильную позицию, а в 2014 году ошибался». 

— На что Кагарлицкий раздраженно ответил, что он и в 2014 году правильную позицию занимал, просто ситуация изменилась. Так что не очень понятно, насколько он переосмыслил свою позицию 2014 года, — говорит Кудюкин.

Это вполне может быть правдой, ведь тот же Алексей Сахнин объясняет, что его взгляд на события на юго-востоке Украины в 2014 году не слишком отличался тогда от позиции Кагарлицкого, а он думает так же и сейчас.

— Наша позиция заключалась не в поддержке действий Кремля, она заключалась в осуждении Майдана и сил, которые за ним стояли. И в солидарности с низовым движением на юго-востоке Украины, в частности, — говорит Сахнин. — Майдан не является революцией, не является прогрессивным движением. Это переворот с опорой на ультраправых.

Он говорит, что «украинское государство вело себя с недовольными на Донбассе за пределами допустимых элементарных демократических норм». Сахнин сам ездил туда в качестве шведского журналиста (в Швецию он эмигрировал еще до войны) в сентябре 2014 года. 

— Это было сильное впечатление даже для наблюдателя! Любой человек — таксист, девушка-официантка или бабушка, которая сдает приезжим комнаты на вокзале, — все остро ненавидели новую власть и ее боялись, — вспоминает Сахнин.

Он утверждает, что он и Борис поддерживали низовые — демократические — требования этого движения.

— То, что Кремль просто начал давать оружие отморозкам и милитаризировать конфликт, мы никогда не поддерживали и всегда это критиковали, — утверждает он. 

Рудой спрашивал Кагарлицкого в интервью, не удивило ли того, что большинство левых блогеров открыто или латентно выступили в последние годы на стороне российской власти. Политзаключенный ответил уклончиво: «Вы будете смеяться, но я ожидал, что будет еще хуже. Несколько человек меня приятно удивили».

Сам Рудой о том, почему левые поддержали в 2014 и 2022 годах государственную линию, готов прочитать целую лекцию. Он начинает с того, что сам еще в 2014 году написал статью о том, что Крым — большое поражение для будущего России, чем «наделал много шума». 

В постсоветское время сформировалась культура, где почитание СССР и Октябрьской революции соседствовало с вождизмом, национализмом, антисемитизмом, теориями заговора и прочим подобным, — рассуждает Рудой. — Вполне логично, что такая паства купилась на всё то, что делала власть в 2014 году, и особенно после 24 февраля. 

Рудой говорит, что параллельно сформировалось «левое медиапространство», куда пришли новые люди, не имевшие абсолютно никакого политического опыта и, более того, «к политическому опыту вообще не стремившиеся». 

— Поэтому в час Х, когда надо было ради политических идей проявить твердость, стойкость, и рискнуть или эмигрировать, они просто на это не пошли, — говорит Рудой и приводит в пример Клима Жукова, который «поначалу даже осторожно выступил против войны, но трусость, желание сохранить теплое место, контракты и дружбу привели к тому, что он уже собирает деньги “нашим мальчикам” и рекламирует службу оператором FPV-дронов». 

Политические провалы

Публицист и социолог Кагарлицкий всю свою жизнь пытался заниматься политикой. В 2005 году он участвовал в создании «Левого фронта» (ЛФ) — впоследствии одного из самых известных левых движений России. Правда, он почти сразу покинул руководство из-за несогласия с планами коллег сотрудничать с КПРФ. Можно подумать, что это признак радикальности Кагарлицкого, но, по мнению сооснователя ЛФ Алексея Сахнина, мотивы у Кагарлицкого были другие. 

— Не хочется, пока Боря сидит в тюрьме, на него наговаривать и ставить под сомнение его авторитет, — делает оговорку Сахнин, прежде чем рассказывать, но рассказывает, как всё было.

Поэтому Сахнину и многим его коллегам тогда «казалось правильной тактикой продолжать сотрудничество». 

— Но на носу уже были выборы 2007 года, и пошли первые слухи о том, что Кремль будет делать новую левую партию. Кому-то (в том числе Кагарлицкому — Прим. ред.) показалось, что это окно возможностей, что она будет избавлена от косяков КПРФ и будет влиять на политику, — рассуждает Сахнин. 

Закончилось это созданием «Справедливой России», к которой и примкнул Кагарлицкий. Основная претензия к нему у Сахнина — участие в пресс-конференции «Штормовое предупреждение», которая, по словам бывшего координатора ЛФ, была посвящена коррупции в политических партиях с фокусом на КПРФ. 

— И хотя сам по себе факт коррупции в КПРФ — да и прочие ее грехи — не вызывал сомнений тогда и не вызывает сейчас, было очевидно, что таким образом оказывается услуга Кремлю. Наверное, у Бориса цель была не в этом, а в том, чтобы строить политическую партию, но вышло не очень хорошо, — говорит Сахнин. 

И подытоживает: 

— Не надо было в том позорище участвовать. 

По его словам, ячейки «Левого фронта» после этого либо потеряли доступ к помещениям и оргтехнике, либо вынуждены были «клясться в верности партии и проводить дурацкие процедуры». 

По мнению Сахнина, у Кагарлицкого всегда была «тяга к прагматике и участию в реальной политике». 

— И это не обвинение в конъюнктурщине или пошлом карьеризме. Просто в наших рядах было очень много болтунов, которые готовы были обсуждать большевизм и Третью думу, но никак не участвовать в том, что происходит в стране прямо здесь и сейчас. А Борис пронес этот мотив через годы, — говорит он. 

Участие в «Справедливой России» и связи в администрации Кремля заставляли многих обвинять Кагарлицкого в работе на Кремль. «Не думаю, что он действовал по указке Кремля. Борис действительно искал прагматические компромиссы и иногда, на мой взгляд, ошибался. Но, конечно, системно он не был никаким агентом», — уверен Сахнин.

— Да, он баллотировался от «Справедливой России», и связи в администрации президента у него были, и тут есть интересное сочетание идеологического радикализма с политическим прагматизмом, если не употреблять слово «оппортунизм», — говорит Кудюкин.

— Можем ли мы сравнить тогда его политический путь с той же КПРФ? — уточняю я.

— Всё-таки нет, — не раздумывая, отвечает Кудюкин. — Скорее, это была попытка использовать системные возможности. Не думаю, что он продался, как иногда говорят. Да, какие-то гранты кремлевские получались, но скорее по принципу, который приписывается Джохару Дудаеву: «Мы, чеченцы, не продаемся! Деньги возьмем, но поступим по-своему!»

Так, на выборы 2019 году в Мосгордуму Кагарлицкий шел от «Справедливой России», в бушевавших в Москве протестах активно не участвовал и набрал 9% , что мало, даже если предполагать применение против него фальсификаций. Кудюкин напоминает, что левак Михаил Лобанов (уехал из России после войны) набрал в 2021 году на выборах в Госдуму куда больше голосов.

Блогер Рудой напоминает, впрочем, что 2019-й год — это «достаточно странное время, когда большинство левых считали, что участие в выборах не нужно». По его словам, Кагарлицкого тогда практически никто не поддержал. 

— Левые тогда вместо выборов делали упор на марксистские кружки, которые начали тогда создаваться по всей стране. Решили накопить силы, рекрутировать побольше народа, прокачать их теоретически и укрепить социальную базу. Чтобы дальше на этой базе уже идти хоть на выборы, хоть куда, — объясняет Рудой. 

Впрочем, левые вообще никак не могут добиться в России больших успехов (если, конечно, не считать КПРФ левой партией), хотя население с советских времен симпатизирует их идеям. На вопрос о том, почему у левых ничего не выходит, Кудюкин отвечает, что существует миф о левизне россиян. «Российское же население — патерналистское, оно ждет опеки, а не самостоятельного общественного действия. Левое движение, особенно для того чтобы родиться и развиваться, должно основываться на общественной самодеятельности и самоорганизации, а у нас с этим просто очень плохо обстоит дело», — говорит он и напоминает, «насколько слабы были протесты против касавшейся всех пенсионной реформы» в 2018 году.

Неудача левых движений — «предмет постоянных размышлений» Сахнина. Он уверен, что на рубеже нулевых и десятых годов «сложился кризис сложившейся социальной и политической неолиберальной модели». Ответом на него, по мнению Сахнина, «стали политические проекты, которые часто называют популистскими», но левые оказались «не готовы к масштабу вопросов, которые ставил этот кризис». «В России это выглядело как постоянная развилка между попыткой создать радикальную социалистическую альтернативу неолиберализму и капитализму и участием в более широкой коалиции с Навальным. Еще кризис неолиберализма привел к росту авторитарных проявлений, а когда виток репрессий 2012–13 годов исчерпался, то Навального [было уже не победить]», — рассуждает Сахнин.

Почему посадили

Еще левые обычно жалуются на то, что все популярные медиа принадлежат либералам, в которых работают либералы и оболванивают левый электорат. Борис Кагарлицкий старался побороть эту тенденцию и создал одно из главных левых медиа России — «Рабочий корреспондент» («Рабкор»). 

— Это достаточно важный ориентир для левой среды. «Рабкор» с оговорками, но think tank, который следует не за рыночной конъюнктурой, не за колебаниями настроений, а вырабатывает относительно последовательную политическую линию, способ осмысления происходящего и способ реакции на него, — говорит Сахнин, который периодически пишет туда статьи. 

Когда я говорю, что левые медиа так и не смогли выбраться из своей узкой, если не маргинальной ниши, Рудой не согласен. «Мне кажется, что некоторые медиа эту границу — маргинальности и левого болота — перешагнули. И “Простые числа” — всё-таки у них полмиллиона подписчиков, и “Вестник бури”, и Ступина смотрят не только леваки», — говорит он. 

Павел Кудюкин считает, что сайт «Рабкор» сыграл свою роль в преследовании Кагарлицкого.

— «Рабкор» выступает консолидирующей силой для довольно широкого круга левых, при этом занимая, в общем, открыто критическую позицию к происходящему. Напрямую «Долой войну» там не кричат, конечно, но и поддержка антивоенных политзаключенных идет вполне откровенная. Плюс общая критика социально-экономической политики и репрессий, — говорит Кудюкин. 

— Моя гипотеза, что от Кагарлицкого ждали, что он зиганет и пойдет ровным строем по линии АП, а он решил уйти куда-то в другую сторону. Поэтому его и начали прессовать быстрее всех, — полагает Рудой.

Сахнин уверен, что дело в аудитории Кагарлицкого, — как на «Рабкоре», так и на других каналах, для которых он постоянно давал интервью. 

— В отличие от более непримиримых либеральных критиков, Борис апеллировал к той социальной среде, на лояльность которой Кремль рассчитывает. К рабочему классу, к низам, к тем, кто становится пушечным мясом этой войны. И контроль за этой средой принципиально важен для сохранения системы и социальной стабильности, — объясняет Сахнин. 

По его мнению, в отличие от многих более правых оппонентов, Борис никогда не выносил моральных суждений по поводу тех, кто оказался в окопах: и мобилизованных, и даже добровольцев. «Он критиковал войну, но с их позиции, он критиковал войну как удар по интересам бедного большинства. Поэтому даже его очень осторожное поведение было и остается для Кремля опасным», — говорит Сахнин.

Он отмечает, что в мире начинается новый народный подъем: в новую партию Корбина за две недели вступает 700 000 человек, Берни Сандерс собирает колоссальные митинги на стадионах. «В России каких-то ярких признаков этого процесса нет, но структурные причины есть. Расчет в том, что главной угрозой этой зверюге путинской станут не рассерженные горожане, не средний класс, относительно привилегированный, а те, кого они набирают в армию, вооружают и организовывают сейчас», — говорит Сахнин. 

По его словам, социальный центр недовольства сейчас — это не Москва, а «бедные жители глубинки». «Это тот рабочий класс, который, может, и себя не осознает, и у которого плохо с идентичностью и с политическим представительством, но недовольство уже переместилось туда, — рассуждает Сахнин. — И, может быть, по ту сторону кремлевских зубцов тоже видят эту угрозу. Это рациональное основание для репрессий против Кагарлицкого».

Оптимист-идеалист

— Почему он был так уверен, что его не посадят? — спрашиваю я Ксению.

— Он — оптимист-идеалист, и всё время считает, что вот-вот уже всё будет хорошо, что уже завтра всё изменится. Сколько себя помню, это у него по жизни касаемо всех аспектов, — отвечает она. — Он очень глубоко и интересно анализирует все ключевые мировые события, и в целом в тенденциях не ошибается, у него скорее ошибки в сроках.

В конце октября адвокат Кагарлицкого Юлия Кузнецова сообщила, что у ее подзащитного ухудшилось состояние здоровья. «Много недель подряд у него поднимается давление до 160–200. 

Она говорит, что после освобождения отца нужно будет его полностью пролечить, потому что колония действительно очень сильно бьет по здоровью. При этом выйти раньше срока Кагарлицкий не готов — он категорически отказывается от включения его фамилии в списки на обмен.

— Он считает, что обмен политзаключенных — это тоже форма политических репрессий, потому что это насильная высылка страны, это лишение человека права выбора и так далее. А как мы, выступающие за демократические принципы, можем поддерживать репрессии? Во-вторых, обмен приводит к тому, что политзаключенные становятся ресурсом, а ресурсы принято накапливать. Соответственно, это не уменьшит количество политзаключенных, а только увеличит, — объясняет позицию отца Ксения.

Она уверяет меня, что если даже Кагарлицкого вышлют насильно (как Илью Яшина, например), то он подаст в суд тех, кто его включит в список, а потом сразу вернется в Россию.

Кажется, что Кагарлицкий действительно совершенно не переживает, что попал в тюрьму. «Вот ему постоянно говорят, что уехав, он мог бы более жестко высказываться, а он отвечает: “Я и так высказываю всё, что хочу. Я и так участвую в общественной жизни”. У него есть рубрика на “Рабкоре”, где он комментирует текущие новостные события, находясь в тюрьме. Его отсидка не повлияла на степень жесткости его высказываний никак», — утверждает дочь Ксения. 

Блогер Рудой, который после обысков и признания иноагентом уехал из России в Казахстан, рассказывает, что Кагарлицкий ему говорил: его нахождение в тюрьме «позволяет поддерживать тюремное комьюнити политзаключенных изнутри». Кроме того, социолог считает, что, находясь в тюрьме, он «становится символом и аргументом для того, чтобы люди типа Лулы, Корбина и Меланшона шли на более активный контакт по вопросу политзаключенных и хоть как-то эту тему двигали в мире». Но сам Рудой считает, что с этим Кагарлицкий справился бы еще лучше, общаясь с ними лично, на свободе.

Пока же этим приходится заниматься Ксении, которая ведет международную кампанию в поддержку отца. 

— Она объединяет в себе разные умы — социологов, политологов, журналистов — со всего света. Мы много чего уже сделали. Например, два вопроса Путину, которые были заданы на тему отца, были срежиссированы международной кампанией. Два раза Путин ответил, что он не знает, кто такой Кагарлицкий, и это было очень мощно. Еще мы сделали петицию, которую подписывали люди по всему миру, и так распространялась история про папу, — говорит Ксения. 

В рамках кочевого фестиваля в поддержку политзаключенных «Зона свободы» Ксения привлекает «местных политиков и интеллектуалов, чтобы они вписывались за политзаключенных и популяризировали эту тему». 

— Чем больше говорят про политзаключенных, тем лучше, — заключает она.

Илья Азар